«Это кино про простых людей и для простых людей. А то они уже думают, что кинематограф совсем забыл о них». Так начал свою речь режиссер Юрий Шиллер, представляя фильм «Воробей» на Московском кинофестивале.
Можно добавить – это фильм для терпеливых людей. Драматическое действие завязывается, собственно говоря, в последней четверти картины. До этого мы видим подробно выписанный деревенский пейзаж, в котором угадывается главный герой – девятилетний философ Митька Воробьев (Денис Бабушкин) - и главный образ-символ – табун лошадей, который появился в глухой деревне Васильевка много лет назад: никто не знает, откуда он взялся и кто был его хозяином.
В этом пейзаже много неба, деревня почти буквально вписана во внеземное пространство, у здешнего ландшафта нездешний, космический масштаб. «Может, забыли про нашу Васильевку, вот я и пишу ее историю, чтобы знали, помнили, что была такая деревня», - говорит дед Митьки Кузьмич (Сергей Реусенко), обнажая и словно оправдывая режиссерский ход: действие очень часто происходит на периферии кадра или даже за его пределами.
Да и какое может быть действие, когда и время-то здесь почти остановилось. Одежда, машины, язык – всё вроде как современное. А разговоры – двадцатилетней давности: о другой стране, чужой земле и смятении вокруг. «Сначала клещ, потом колорадский жук, теперь вот капитализм», - перечисляют напасти терпеливые деревенские мужики. Один из них (крохотная роль-камео Юрия Назарова) и вовсе сбивается на вечные «проклятые вопросы»: «Будет Бог с нами, переживем. Но с нами ли Он?»
Вскоре приходит очередная беда: председатель сельсовета Чернов (Александр Наумов) взял кредит в надежде на хороший урожай. Но год выдался неурожайным, а деньги отдавать надо. Человек он в деревне новый, поэтому в сакральность таинственного табуна не верит и решает продать его мясокомбинату – на убой. Мужики, конечно, повозмущались втихую, но открыто выступить против не посмели. Войну председателю объявляет один-единственный житель Васильевки - Митька-Воробей. Крадет из дома ружье и перекрывает дорогу машинам с лошадьми. К месту происшествия сбегается вся деревня.
Финал картины, конечно, романтический. Так не бывает, но очень хотелось бы, чтобы так было. В предпоследней сцене мы видим бегущий по полю табун – красивый символ чего-то такого, без чего деревня не может существовать, ее сути, ее нутра. А в последней сцене нам снова задают космический масштаб пейзажа – и получается, что история эта на самом деле не про Митьку Воробьева, не про загадочный табун и не про забытую Богом Васильевку, а про что-то другое, большее. Правда, до этого «большего» нужно еще досидеть, дотерпеть…