
В XIX веке всякую неотвязную мысль, преследовавшую человека, медики любили называть странным термином «идея фикс». Это был диагноз, пациента с «идеей фикс» приходилось лечить. В культуре первого десятилетия XXI века много таких болезненных, прилипчивых идей. Но одна из них, кажется, превратилась в неразрешимую проблему – своеобразную «проблему фикс». Фильм «Дорогая Элис», представленный на Московском международном кинофестивале, как раз об этом.
Продавец африканских сувениров, эмигрировавший из Замбии в Швецию (Дэнни Гловер), приходит за материальной помощью к социальному работнику Мозесу Саиду (Питер Гардинер). В тот же день жена Мозеса, успешный адвокат по имени Карин (Тува Новотны), вытаскивает из тюрьмы некоего известного медийного персонажа, по-видимому, кинорежиссера (Стефан Саук). И в тот же день шоумена, звезду шведского телевидения (Ульф Бруннберг) увольняют из шоу. На парковке у банка он едва не врезается в машину Мозеса.
Круг обрисовывается и замыкается. Надо сказать, что в этом фильме он замкнется еще не раз. В финале именно в таком составе – впятером – герои окажутся участниками крупного ДТП.
Если попытаться изобразить хитросплетения сюжета в виде пятиугольника, где каждый угол – один из персонажей, то связи между углами заполнят всё пространство этой фигуры. А в центре узла окажется та самая «проблема фикс» европейской культуры, проясняющаяся с каждой сценой.
Продавец сувениров оставил в Африке свою семью и пытается устроиться в Швеции. «Дорогая Элис», - так начинаются его ежедневные письма жене. Другой африканец Мозес Саид уже устроился: он удачно женился на шведке, получил работу, купил дом. Однако из-за него у Карин проблемы на работе – ее повышение зависит от маленького обстоятельства: согласится ли она поменять экзотическую фамилию мужа - Саид - на бестревожную девичью – Карлссон.
Всё осложняется тем, что отцу Саида, который остался в Африке, предстоит операция. Нужна крупная сумма денег. Если их не достать – ему ампутируют ногу. Мозес находит деньги, успевает в тот же день перевести их, но они застревают на две недели в Системе. Выясняется, что все люди с фамилией Саид под подозрением после терактов 11 сентября, и их банковские операции проверяется американцами.
Образное название этой «проблеме фикс» дал еще Михаель Ханеке в фильме «Каше» (в российском прокате - «Скрытое»). Каше – это черные полоски, закрывающие части кадра, как правило, сверху и снизу. Проклятый «национальный вопрос» действительно до последнего времени тщательно прикрывался всевозможными политическими и культурными каше. Но заслонки не сработали – он прорвался на поверхность парижскими поджогами 2005 года.
Европа и Африка сталкиваются в главном конфликте фильма – человека и Системы. «Таковы правила», - говорит Саид Продавцу сувениров. «Весь мир пользуется этой отговоркой», - отвечает тот.
Поначалу Правила кажутся органичной частью мироустройства, его хранителями и гарантами. Но потом они поворачиваются своей рациональной, холодной, бездушной стороной. Всё человеческое в них рассовано по полочкам со стандартными решениями «типовых» проблем. Однако в финале фильма понимаешь, что Правила, наоборот, не что иное как квинтэссенция человеческого, точнее, бессознательного в человеке – его иррациональных страхов, суеверий и предрассудков.
«Дорогая Элис», - пишет в последней сцене фильма Мозес Саид жене Продавца сувениров, который ценой своей жизни сумел распутать страшный финальный клубок. - «Мы многим обязаны Вашему мужу».
Дело в том, что продавец сувениров погибает, спасая несколько жизней. Благополучная стокгольмская семья в долгу перед семьей африканца, читай: Европа в долгу перед нищими странами третьего мира, своими бывшими колониями. Возможно, какой-то иной идеи от выходца из Уганды Карима Отмана, режиссера картины, ждать бессмысленно. Дело в другом. Похоже, эта идея становится общим местом современной культуры. Кажется, что еще чуть-чуть – и частотность употребления этой формулы сотрет смысл, превратит его в пустоту. Может быть, именно поэтому кино и спешит выговорить эту проблему до конца, пока она не превратилась в набивший оскомину «пустой знак»...