Александр Александрович Алов (1923 - 1983).

В 1941 году Александр Алов окончил московскую школу и в июле ушёл добровольцем в Красную Армию. С августа 1941 года он служил на Западном фронте в 1-м особом кавалерийском полку, участвовал в обороне Москвы, был контужен. В июле 1942 года по состоянию здоровья Алов был уволен в запас и поступил на 1-й курс режиссёрского факультета ВГИКа. В декабре того же года он вернулся на военную службу и по май 1945 года был бойцом 210-го армейского запасного стрелкового полка (в дополнение к своим боевым обязанностям он занимался организацией полковой самодеятельности).

Алов воевал на Донском, Воронежском, Степном, 2-м и 3-м Украинских фронтах, участвовал в Сталинградской и Курской битвах, Белгородско-Харьковской, битве за Днепр, Кировоградской, Корсунь-Шевченковской, Уманско-Ботошанской, Ясско-Кишинёвской, Будапештской, Балатонской и Венской операциях.

В конце января 1945 года в одном из боёв Александр Алов был ранен в голову осколком снаряда. После лечения он был демобилизован и, вернувшись в октябре того же года в Москву,  в декабре продолжил обучение во ВГИКе, в режиссёрской мастерской Игоря Савченко. Уже во время учёбы Алов работал с фильмами на военную тему: сделав учебный фильм «Солдаты», во время производственной практики он стал ассистентом режиссёра на эпическом военном фильме Савченко «Третий удар» (1948).

После окончания института Александр Алов стал режиссёром Киевской киностудии вместе со своим другом и соучеником Владимиром Наумовым. В 1957 году Алов и Наумов перешли с Киевской киностудии на студию «Мосфильм» — в общей сложности их творческое сотрудничество продолжалось три десятка лет.

В 1961 году Алов и Наумов сделали продолжившую тему Великой Отечественной войны драму «Мир входящему», отмеченную жюри Венецианского кинофестиваля. В 1980 году на экраны вышла ещё одна связанная с военным временем картина Алова и Наумова — «Тегеран-43», ставшая одним из лидеров советского кинопроката.

В 1983 году Алов и Наумов начали работу над ещё одним фильмом о Великой Отечественной войне — военной мелодраме «Берег» по одноименному роману Юрия Бондарева. 12 июня, в последний день натурных съемок в Риге, Александр Алов скончался.

Владимир Наумович Наумов о А.А. Алове: 

...С первых дней войны Александр ушел добровольцем. Ушел в кавалерийский корпус из конноспортивной школы, ушел юношей, почти мальчиком. Всю войну он был на фронте. Лишь на короткий срок, после госпиталя, приехал в Алма-Ату сдавать экзамены во ВГИК, сдал, повесил на гвоздь шинель, поставил маленький чемоданчик в студенческом общежитии и… снова уехал в действующую армию. Вскоре кто-то сказал: «Алов убит», и голодные студенты (ныне знаменитые кинорежиссеры) продали аловскую шинель на городской толкучке. Он вернулся в сорок пятом...

[...] Саша старше меня на неполных пять лет. Поэтому он попал на фронт и прошел всю войну солдатом. Я же по возрасту не успел. Во время войны после ранения и контузии Алов приезжал в Алма-Ату, куда эвакуировался ВГИК. Поступил, в общаге повесил шинель на гвоздик — и снова уехал воевать. Шинель голодные студенты вскоре загнали на толкучке. В этом поступке Алов, вопреки логике, всю жизнь подозревал меня. Мои аргументы, что в то время я, 13-летний мальчишка, еще и не помышлял ни о каком ВГИКе, не действовали: «Раз ты был тогда в Алма-Ате — значит твоих рук дело!» Вообще, у Алова, фронтовика, знавшего правду войны «до молекул», к солдатской шинели было особое отношение. Много позже, в 61-м году, когда мы сдавали «Мир входящему», министр культуры Фурцева негодовала: где вы видели такие грязные, просоленные шинели?! Шрам на лице Алова побелел, что выражало крайнюю степень гнева, и Саша ответил: «Екатерина Алексеевна, вы эту шинель только с мавзолея видели, а я в ней протопал четыре года». Чтобы в то время столь дерзко ответить начальнику, от которого зависит твоя судьба, надо было обладать большим мужеством. Начать учебу он смог только после победы. Так мы и оказались на одном курсе. Снова судьба. Вообще студенты ВГИКа в то время делились на две категории: фронтовики (Алов, Басов, Чухрай, Ростоцкий, Бондарчук, Сегель...) и вчерашние школьники (Хуциев, Параджанов, Рязанов, Швейцер, Кулиджанов...). Этих последних, к которым принадлежал и я, снисходительно именовали «статские рябчики». Фронтовики, в том числе и Саша, с достоинством носили свои гимнастерки, украшенные орденами и нашивками за ранения...

[...] Алов носил в себе «занозы» войны. Но до поры это не проявлялось. Помогали и молодость, и чувство победителя, свойственное фронтовикам. Однако с годами она, война, его все-таки догнала. В последние годы самое простое физическое действие давалось ему с невероятным трудом. И жизнь его стала постоянным преодолением слабости, болезни, боли. Я иногда говорил ему: «Саша, дождь идет, танки стреляют, все промокло — езжай домой, все равно осталось только массовку снять». Нет, оставался на площадке до конца. Он был из той породы людей, для которых работа и есть жизнь...