Оттилия Болеславовна Рейзман (1911-1986).

Кинематографическая карьера Оттилии (для друзей и близких —Оти) Рейзман началась в 1928 году в Минске в качестве ученицы в прокатном отделе, а затем - сотрудницы лаборатории «Белгоскино» Управления по делам кино при Народном Комиссариате просвещения Белорусской ССР.В 1932 году Рейзман стала ассистентом оператора, а в 1935 году, окончив ВГИК, - оператором Всесоюзной фабрики кинохроники «Союзкинохроника» (с 1936 года — Московская студия кинохроники; с 1940 года — Центральная студия кинохроники; с 1944 — Центральная студия документальных фильмов (ЦСДФ). 

С октября 1941 по май 1943 Рейзман работала оператором Куйбышевской студии кинохроники, а 1 ноября 1943 года была призвана Кинокомитетом в качестве военного корреспондента в РККА. До 15 октября 1944 она была фронтовым оператором в партизанской бригаде Белоруссии, а с 1944 года - оператором в киногруппах 2-го Украинского и Дальневосточного фронтов.

Большую часть съёмок Оттилия Рейзман вела в тылу немецких войск, работая вместе с другими операторами в отрядах белорусских партизан. После освобождения Белоруссии она была командирована для съёмок военных репортажей в Венгрию. Затем с армией маршала Павла Рыбалко она вошла в Прагу; там же, в Чехословакии, она встретила Победу.

Снятые Оттилией Рейзман на фронте материалы были включены в такие фильмы, как «Освобождение Советской Белоруссии» (1944), «Освобожденная Чехословакия» (1945), «Будапешт» (1945), «Разгром Японии» (1945). В 1945 году Рейзман снова стала оператором ЦСДФ.

Из воспоминаний киноинженера Иосифа Ефимовича Милькина, ветерана Великой Отечественной войны:

...Кинооператор-хроникёр — профессия мужская. И не только потому, что надо постоянно мотаться по всей стране в поисках интересных для съёмок событий, а ещё и потому, что иногда съёмка некоторых событий связана с серьёзной опасностью для жизни. Поэтому на Центральной студии кинохроники было девяносто восемь кинооператоров мужчин и только две девушки: Отя Рейзман и Маша Сухова. И приняли девушек на кинохронику только после их настойчивой просьбы.

В первый же день Великой Отечественной войны кинооператоров-хроникёров направили в различные соединения и части действующей армии снимать боевые действия. Направили всех, кроме девушек, полагая, что фронт — не лучшее место для женщин. Но не тут-то было. Отя и Маша подняли такой крик, требуя отправки на фронт, что, в конце концов, руководство студии, не выдержав женского визга, направило их в Белоруссию, в партизанское соединение, которым командовал знаменитый партизанский командир Батя. А направили их к партизанам потому, что были уверены — в опасные партизанские операции девушек брать не будут и им придётся довольствоваться съёмками партизанского быта.

Но судьба распорядилась иначе.

Через неделю после того, как девушки оказались у партизан, немцы большими силами, до двух дивизий, начали наступательную операцию против партизан. Учитывая сложившуюся обстановку, Батя предложил девушкам вернуться в Москву на ближайшем связном самолёте. Но Отя и Маша решительно заявили, что в Москве и без них хватает кинооператоров, а у партизан два дополнительных бойца очень даже могут быть полезны. После такого заявления девушки спрятали свои съёмочные аппараты в «сидоры» и стали действовать уже не киноаппаратами, а автоматами. В одном из боев Маша Сухова была убита, а Отя провоевала до Победы.

Когда Отя вернулась в Москву, грудь её украшали два боевых ордена. Но, кроме орденов, Отя привезла ещё кое-что другое. Как известно, изящной словесностью партизаны не особенно отличались, и скоро Отя стала так смачно выражаться, что даже партизаны хлопали ушами от удивления.
Начав снова работать на кинохронике, Отя партизанский жаргон не забыла, и когда кто-нибудь из её ассистентов или помощников допускал какую-нибудь ошибку или опаздывал с выполнением задания, костерила их по-партизански: в дым, в жестянку, в бога. Однако, зла на провинившихся не держала, а, отматерив, следила, чтобы фамилии всех членов её съёмочной группы обязательно были указаны в титрах киножурнала или документального фильма и все получили бы соответствующие постановочные вознаграждения. И те, кого Отя чехвостила, никогда на неё не обижались, понимая, что, если ругает, то за дело.

Однако партком студии считал, что выражения, вполне уместные на войне, в партизанском отряде, совсем неуместны в мирное время на Центральной студии кинохроники. Поэтому партком решил пригласить Отю на своё заседание и провести с ней небольшую воспитательную работу с целью убедить её «выражаться поприличнее».

Таким образом, в один не совсем прекрасный день Отиллия очутилась в парткоме. Члены парткома приветливо встретили Отю, предложили сесть, и секретарь парткома после длительной паузы сказал:

- Отиллия Болеславовна, все работники киностудии очень гордятся вашими боевыми действиями в партизанском отряде...

Отя молчала...

- Парткому очень приятно знать, — продолжал секретарь, — что в каждом выпуске киножурнала или документального фильма есть снятые Вами сюжеты...

Отя молчала...

- Мы знаем, что вы очень заботитесь о членах своей съёмочной группы...
Отя молчала...

- Но, понимаете, Отиллия Болеславовна, — промямлил секретарь, — сейчас мирное время, вы не в партизанском отряде, пора партизанский жаргон забыть и с сотрудниками киностудии разговаривать так, как принято среди культурных людей. Вы меня понимаете?

Наступила длительная пауза. Члены парткома ждали, каков будет результат проведённой ими воспитательной работы.

И дождались.

Паузу нарушила Отя.

- Ну, вы всё сказали? — спросила Отя. — А теперь пошли вы все на ***! — встала и вышла, не оглядываясь.

Остаётся добавить, что на студии Отя Рейзман проработала до самой пенсии, так и не изменив своих привычек и поведения. А оператором она была отличным...