Станислав Иосифович Ростоцкий (1922-2001)
В 1940 году по окончании школы Станислав Ростоцкий поступил в Московский институт философии и литературы, планируя затем пойти во ВГИК. В мирное время он числился нестроевым из-за болезни позвоночника. Однако в феврале 1942 года его призвали в армию.
В качестве рядового Ростоцкий служил сначала в 46-й запасной стрелковой бригаде, дислоцировавшейся у станции Сурок в Марийской АССР, но в сентябре 1943 года «сбежал» на фронт и стал служить в звании гвардии рядового в должности фотокорреспондента в 6-м гвардейском кавалерийском корпусе; участвовал в боях, пройдя путь от Вязьмы и Смоленска до Ровно.
В феврале 1944 года, в самом конце Ровно-Луцкой наступательной операции Красной Армии, Станислав Ростоцкий получил тяжёлое ранение в сражении 29-го гвардейского кавалерийского полка под Дубно, куда был направлен с заданием. Он был спасён проходившим мимо солдатом, а затем доставлен в госпиталь фронтовой медсестрой Анной Чугуновой. Именно ей Ростоцкий посвятил свой фильм «А зори здесь тихие» (1972). После лечения в госпиталях в Ровно и Москве, в августе 1944 года он вышел инвалидом второй группы. Из-за развившейся гангрены ему ампутировали ногу ниже колена, и всю оставшуюся жизнь он носил протез. При этом Ростоцкий вёл активный образ жизни, и многие не догадывались о его травме. Ходить с палкой он отказывался даже в конце жизни, когда испытывал особенно острые боли.
В сентябре 1944 года Станислав Ростоцкий поступил на режиссёрский факультет ВГИКа. Учился он семь лет, поскольку одновременно с учёбой работал на киностудии «Ленфильм». В 1952 году Ростоцкий получил направление на Киностудию имени Максима Горького, где проработал всю жизнь. Три из его фильмов посвящены Великой Отечественной войне: «Майские звёзды»(1959; о первых мирных днях в освобождённой Праге), «На семи ветрах»(1962) и «А зори здесь тихие».
Из воспоминаний С.И. Ростоцкого:
...Еще раз вспыхнули ракеты. Вырвали из темноты Дубно. Я увидел стены крепости, церковь, возвышавшуюся над городом, танки, нескольких бойцов и вдруг рядом с собой, несмотря на окружающий грохот, ясно услышал: «Танк!» — и сразу вслед за этим из канонады и рева ночного танкового боя ясно выделился нарастающий звук мотора. Я хотел вскочить, но в это время что-то крепко схватило меня за пятку и потащило назад. Что-то огромное, неумолимое и жесткое навалилось на меня, сжало грудную клетку, обдало жаром и запахом бензина и жженого металла, стало на мгновение очень страшно, именно из-за полной беспомощности и невозможности бороться.
- Готов парень. Отвоевался... — громко и ясно сказал кто-то рядом.
Стало обидно и страшно, что бросят. А я ведь жив. Жив или нет? Только дышать очень трудно, и рука не шевелится, и нога. Но надо встать. Встать во что бы то ни стало. Я с трудом оторвался от весенней слякоти, простоял, как мне показалось, очень долго и начал падать, но чьи-то руки подхватили меня. Я узнал фельдшера Аронова.
- Э, брат, раз встал, значит жив будешь, — сказал он...
[...] Из мальчиков 1922 года рождения после войны в живых осталось три человека из ста. Мне повезло: я попал в эти три процента. Меня спасли. Спасли друзья и совсем неизвестные мне люди. С тех пор я верю в чудеса и знаю, что нет ничего выше фронтовой дружбы...
